Распродажа библиотеки историка
Вот тот, нагой, что там в углу сидит, — На нем чужой башмак с алмазной пряжкой, — Он бледен, жалок, не был знаменит, И жил он дома меньше, чем на Пряжке. Это в веке чужом золотят стремена, Так причудливо строят и крепко, Но когда ты живешь - то в свои времена И буденовка кажется кепкой. Потому он ушел, он сошел по мосткам Корешков — по хрустящим, оторванным - вниз — К фижмам, к пахнущим уксусом слабым вискам, Где для яда — крапленый сервиз. Где масоны выводят в ночи цыплят Из вареных вкрутую яиц, Но их шепот так слаб, так прозрачен наряд, Так безглазо сияние лиц! С волной паломников он шел второе лето... Кто темные воды их пьет? За желтой и сухой гвоздикой Назарета Дитя больное в сумерках бредет. Он повсюду — в полях и трактирах - искал Полета отравленной шпаги, Но бесплотное сердце клинок протыкал, Только разум мутя и лишая отваги. Лик человечества — не звук пустой. Есть люди-уши, люди-ноздри, зубы, В те дни он был небрит, весь в бороде густой, Не то что в наши дни — тончал и шел на убыль. Все души с прочернью, как лес весной, Но вот придет, светясь, Франциск Ассизский, - Чтоб мир прелестен стал, как одалиска, Довольно и одной души, одной! Но закрутилось колесо, срывая все одежды. Повсюду — легионы двойников, Их не найти, нет никакой надежды, Зарывшись в легионы дневников. Идет, острижена, на плаху королева. Но чтоб замкнулся этот круг — Вперед затылком мчится дева И смотрит пристально на юг. Когда она подходит ближе, Из-под корсета вынимая нож, Хоть плещешься в ботинке с красной жижей, Марат, ты в этот миг на короля похож. Повсюду центр мира — страшный луч В моем мизинце и в зрачке Сократа, В трамвае, на луне, в разрыве мокрых туч И в животе разодранном солдата. Где в огненной розе поет Нерон И перед зеркалом строит рожи, Где в Луну Калигула так влюблен, Что плачет и просит спуститься на ложе. Где Клеопатра, ночной мотылек, С россыпью звезд на крылах своих нежных, Флот деревянный - магнит уволок, Дикий, он тянет — что не железно. Ах, он всех - он даже Петра любил, Что Россию разрезал вдоль. Черной икрой мужиков мостовые мостил, Но душ не поймал их, вертких, как моль. Ах, не он ли и Павлу валерьянку носил, Просил - не ссылай хоть полками, — Но тот хрипел и тень поносил, И, как дитя, топотал ногами... Он в комнате пустой — всё унесли, Его витраж разбили на осколки, Пометы стерли, вынули иголку, Что тень скрепляла с пестротой земли. Но больше он любил в архивах находить, Кого напрочь забыто имя, — При свете ярком странно так скрестить Свои глаза с смеженными, слепыми, Но благодарными, а сам он знал, Что уж его наверно не вспомянут, У входа, впрочем, душ един клубится вал, А имена - как жребии мы тянем.
Скачать TEI