Неугомонный истукан
Был ли когда столь уныл Петрополь? Тополь серой шерстью исходит, Падают дети в нее, играя, Как в холмы невесомые Рая. В час» когда сумерки из-под земли сочатся Или мы сами — будто орех чернильный — Растворяясь, ночь порождаем, В час — как на мост далекий, высокий Ниткой янтарной скользнет трамвай, Воздух пронзая в кровоподтеках, Коим одет ты, мой мертвый рай, — В этот час, усыпив охрану, Я пробираюсь сквозь темные залы В круглую комнату — кокон без окон, Где мерцает лицо малярийное детское Истукана, одетого в платье немецкое. Дергается Восковая Персона, С трона не встав и грудь растворяя: «Нож возьми и достань скорее Жизнь мою — как в яйце Кощея, Тлеет она, душит и спать мешает — Здесь она, где кончается шея». Тусклое, влажное — будто дракона Выводок в нем, — я его достану. Но посмею ль разбить о стену? Закаменевшее, треснет крест-накрест, Может, в нем задремал Антихрист, Брызнет адское пламя? «Разбей, я успокоюсь скоро, Вы по кусочкам этот город В Эдем снесете на спине, Он поплывет в высоком море — Небесный Петербург теней. Но он н так наполовину Уже не здесь, уже он там, И этот — вянет, сохнет, стынет, А тот — плывет по облакам». Я тогда яйцо это в стену бросала — Поутру поезда не нашли вокзала, И рельсы в тумане кончились вдруг, Где цвел и мерз Петербург, Мы из деревьев стали уголь, И отразили мы земли промерзший угол. И бестелесных он заставит нас ишачить, Как прежде муравьев-крестьян, Рыть облака и небеса иначить, Как шведов, ангелов куда-то прогонять, Как от Полтавы — от Венеры, Зане оне не нашей веры, И корабли снастить и танцевать. Что ж! Мостили небесные топи, Мостик строили в седой океан, Чтоб унес он свой город в пропасть, Завернувши в зеленый кафтан. 1980