Большая элегия на пятую сторону света
Как будто теченьем — все стороны света свело К единственной точке — отколь на заре унесло. Прощай, вороча́йся с Востока и Запада вспять. Пора. Возвратно вращайся — уж нечего боле гулять. От Севера, с Юга — вращай поворотно весло. Ты знаешь, не новость, что мир наш, он — Крест, Четыре животных его охраняли окрест. И вдруг они встали с насиженных мест — И к точке центральной — как будто их что-то звало, А там, на ничейной земле, открылася бездна-жерло. С лавровишневого Юга на черном сгустившемся льве Ехала я по жестокой магнитной траве. Там на полуночье — жар сладострастья и чад, Там в аламбиках прозрачных багровое пламя растят. Вдруг грохот и шум — впереди водопад. Обняв, он тянул меня вглубь, куда тянет не всех, А тех, кто, закрывши глаза, кидаются с крыши навек. Но, сделав усилье, я прыгнула влево и вверх. И это был Запад — где холод, усталость и грех. При этом прыжке потеряла я память ночей, Рубины и звезды, румянец и связку ключей. А мельница крыльев вращалась, и вот уже я На Севере в юрте, где правит в снегах голова. Но снова скольжу я на тот же стол водяной Со скатертью неостановимой, и книги несутся со мной. Тогда на Восток я рванулась в последней надежде, Где горы, покой, там боги в шафранной одежде. Но сколько же ты ни вращайся на мельнице света сторон, Есть два только выхода, первый: паденье и склон. Другой — это выброс во внешнюю тьму, Его я отвергну, там нечем кормиться Уму, Там нет ни пристанищ, ни вех, ни оград. О нет! Остается один водопад. Та страшная точка, она — сердцевина Креста, Где сердце как уголь, где боль, пустота. Но это же сердце — грохочет там кровь — Наводит надежду, что в гневе сокрыта любовь. Прощай, моя мельница, света сторон колесо! Меня уже тянет и тащит, я вас вспоминаю, как сон. Никто мне уже не вернет ни ключей, ни камней, Ни имен, ни костей. Я с искрою света в ладонях лечу среди ливня теней. О, ливень, о, мельница, о, водопад! Мы смолоты в пепел и прахом осядем на дне. Лев, ангел, орел и телец растворились во мне. Но если успеешь еще оглянуться вверх, на исток — Там стороны света кружатся, как черный цветок, И если я искру с ладони своей проглочу — То чудо случится — я вверх, в сердцевину лечу. Уже меня тянет обратный подъемный поток. Как будто пропеллер, а в центре его — граммофон (А музыку слышно с обеих сторон). И вот вылетаю в рассветную радость, в арбузный Восток. Я вспомню тотчас, что мир — это Крест, Четыре животных его охраняют окрест, А в центре там — сердце, оно все страшнее стучит. Я вспомнила память, нашла золотые ключи. Четыре животных к концам своих стран побежали. Чтоб сразу за всеми успеть — распяться надо вначале. Ангел над головой, лев красногрудый в ногах, Двое других по бокам, на часах. Лука, Иоанн, Марк и Матфей В розовом сумраке сердца сошлись со связками книг. Сердце, сердце, прозрей же скорей! Сердце глазёнком косится на них. У мысли есть крылья, она высоко возлетит, У слова есть когти, оно их глубоко вонзит. О, ярости лапа, о, светлого клюв исступленья! Но ангел с Тельцом завещали нам жалость, смиренье. Я всех их желаю. И я не заметила — вдруг — На Север летит голова, а ноги помчались на Юг. Вот так разорвали меня. Где сердца бормочущий ключ — Там мечется куст, он красен, колюч. И там мы размолоты, свинчены, порваны все, Но чтоб не заметили — время дается и дом. Слетая, взлетая в дыму кровянисто-златом, Над бездной летим и кружим в колесе. В крещенскую ночь злые волки сидят у прорубной дыры. Хвосты их примерзли, но волки следят за мерцаньем игры Звезд, выплывающих снизу, глубокие видят миры. Зоркие жалкие твари — не звери-цари. Волки — то же, что мы, и кивают они: говори. Мутят лапою воду, в которой горят их глаза Пламенем хладным. Если это звезда, то ее исказила слеза. В ней одной есть спасенье, на нее и смотри, Пока Крест, расширяясь, раздирает тебя изнутри. 1997