Может быть — к счастью или позору —
Вся моя ценность только в узоре
Родинок, кожу мою испещривших,
В темных созвездьях, небо забывших.
Вся она — карточка северной ночи:
Лебедь, Орел, Андромеда, Возничий,
Гвоздья, и гроздья, и многоточья...
Ах — страшны мне эти отличья!
Нет, не дар, не душа, не голос —
Кожа — вот что во мне оказалось ценнее,
И невидимый меткий охотник,
Может, крадется уже за нею.
Бывают такие черепахи,
И киты такие бывают —
Буквы у них на спине и знаки,
Для курьезу их убивают.
Не на чем было, быть может, флейтисту,
Духу горнему записать музы́ку,
Вот он проснулся средь вечной ночи,
Первый схватил во тьме белый комочек
И нацарапал ноты, натыкал
На коже нерожденной, бумажно-снежной...
Может, ищет, — найдет и срежет.
(Знают ли соболь, и норка, и белка,
Сколько долларов стоит их шкурка?)
Сгниет ли мозг и улетит душа...
Но кожу — нет! — и червь не съест,
И там — мою распластанную шкурку,
Глядишь, и сберегут как палимпсест
Или как фото неба-младенца.
Куда же мне спрятаться, смыться бы, деться?
Чую дыхание, меткие взоры...
Ах, эти проклятые на гибель узоры.

Март 1975

Год написания: 1975

Опубликовано в:

Сочинения, том 1. C.26-27